Из среднего ящика, который был частью Фрэнка, появились две металлические руки. Они закачались... Было такое впечатление, что этим жестом Фрэнк хотел выразить призыв к терпению.
Вера покачала головой.
– Знаете, ребята, оставлю-ка я вас дискутировать о проблемах пилотажа. Увидимся позже.
– У-в-и-д-и-м-с-я, – голос Фрэнка вышел за пределы звукового ряда, свойственного человеческому голосу. Было такое впечатление, что кашлянул гигант.
Вера захихикала; подмигнув Микелю и махнув на прощание рукой, она повернулась, взметнув полы своей юбки, и направилась в ту же сторону, откуда пришла. Микель задумался над тем, зачем же вообще она сюда приходила.
Но сейчас были и более важные проблемы.
– Фрэнк, я могу тебя спросить?
– Конечно. У меня тоже есть к тебе пара вопросов.
– Какие?
– Обещай, что ты постараешься научить меня делать то же, что и ты умеешь. Я имею в виду “Ланселот”. Когда будет время, хорошо?
Микель ответил не сразу.
– Я постараюсь, Фрэнк.
– Звучит не очень обнадеживающе. Ну, ладно. О чем же ты хотел спросить меня?
Микель глубоко вздохнул и с чувством, с которым вступают в прохладную воду, спросил:
– А не кажется ли тебе, Фрэнк, иногда, что ты превращаешься в машину, в робота?
– И всего только? Черт возьми, конечно, нет! Если, впрочем, ты имеешь в виду все это оборудование, из которого я состою. Но я – не часть чего-либо. Я – часть самого себя! Или, может быть, ты говоришь о тех минутах, когда я управляю кораблем? Да, тогда в твоем вопросе есть, конечно же, смысл. Очень важный, возможно, смысл, поскольку пилот и корабль – единое целое. Но это чувство охватывало меня и раньше – до того, как берсеркеры чуть не убили меня. Это – постоянное ощущение пилота.
– Но не ощущение того, что тебя что-то неведомое поглощает?
– Поглощает? Нет! – Фрэнк задумался. Его линзы медленно вращались. – Я ответил достаточно на твой
вопрос?
– Не знаю даже. Кажется, что не совсем.
– Что же касается меня, то я, Микель, не воспринимаю “Ланселот” как машину. Если бы он был машиной, как ты говоришь, я мог бы жить в нем. Но для тебя он – своего рода машина, которая начинает становиться важнее, главнее живого человека, не так ли? А этот живой человек – это ты, Микель?
– Да, конечно, – Микель почувствовал облегчение, что наконец-то рассказал о том, что его беспокоит, хоть кому-нибудь рассказал.
– Но это чувство исчезает, когда ты снимаешь “Ланселот”?
– Да. Но только...
– Почему же ты никому не сказал об этом, как предлагала Вера?
– Они могут запретить мне пользоваться “Ланселотом”, – признался Микель полушепотом. – Я чувствую себя счастливее, когда на мне “Ланселот”. Но потом бывает чувство, что мне чего-то не достает, когда я без “Ланселота”.
– Черт возьми! – сочувственно сказал Фрэнк. – Я счастливее, когда я за пультом управления кораблем.
“Речь не об этом, – подумал Микель. – Или как раз...”
Он не чувствовал себя способным спорить. Но все-таки поразился, что смог признаться Фрэнку. Пускай всего лишь нескольким ящикам, соединенным в одно целое.
Фрэнк помолчал секунд пять – для него весьма продолжительное время.
– Давай пройдемся! – промычал наконец говоритель.
Микель приноровился к быстрому перемещению “велосипеда”. Жидкостная линза на головном ящике продолжала смотреть на Микеля.
– Я не думаю, что они показывали тебе псевдоличностей.
– Кого?
– Я не понимаю, почему никто из них пока не общался с тобой. Ты бы лучше осознал перспективы.
– Они прошли предупредительные знаки, означающие конец безопасной зоны. Проходя мимо дежурного, Фрэнк даже не остановился, пока тот не окликнул его.
– Полковник Маркус? Я должен посмотреть пропуск мальчика, если он тоже собирается...
– У вас будет пропуск, если вы обратитесь к Нему.
Тот отступил. Хотя Микель так и не понял, кого имел в виду Маркус.
Они пошли дальше. Затем Фрэнк неожиданно остановился перед простой дверью без ручки. Он положил одну свою металлическую руку на безопасную панель на двери, легкими нажатиями отстучав определенный код. Дверь распахнулась и позволила им войти в небольшую комнатку с низким потолком.
Между полками шли два узких длинных прохода. На полках в комнатке громоздились сотни металлических ящиков – каждый размером с кейс, который мог бы нести одной рукой взрослый человек, будь на ящичке специальная удобная ручка.
Фрэнк покатил по проходу, изучая подписи.
– Это – проказники, которых предполагалось использовать для системы типа “Ланселот”. Нет, я могу все это принять. Не могу.
– Я ничего не понимаю.
Ящики представляли собой сложный набор аппаратуры, явно предназначенный для подключения к чему-то. Больше Микель ничего не мог бы о них сказать.
Своей металлической рукой Фрэнк достал один из ящиков. Покатил вместе с добычей к концу прохода, где было небольшое свободное пространство. Потом подключил к пульту, отрегулировал монитор и кивнул Микелю, чтобы он подошел.
Вглядываясь в монитор, на котором появилось изображение, кажущееся оптической иллюзией, Микель увидел вначале нечто, похожее на хлопья снега, осевшее на какой-то пластиковый предмет, распластавшись неровными пятнами.
Раздался голос Фрэнка:
– Это – Красный Барон. Замечательный персонаж.
Другие тоже побывали в боях, вживленные в военные корабли. С этого начиналась история “Ланселота”. Человеческий мозг во многих случаях не выдержал бы нагрузки. Эти персоналии выдерживают нагрузку, но не могут должным образом воевать.
Кличка “Красный Барон” ничего не сказала Микелю, который занялся настройкой монитора. Набираемые им комбинации порождали все большее увеличение. Когда увеличение достигло высокой точки, изображение стало раскладываться на электроны. Кристаллические образования, похожие на снежные хлопья, все еще были на экране, но теперь Микель не мог бы даже предположить, какая форма материи перед ним, форма, готовая бесконечно раскладываться на составляющие.